МАРК ЗАХАРОВ: МИСТИФИКАЦИЯ,ВА-БАНК,БЕЗУМНЫЙ ДЕНЬ,ИЛИ ЖЕНИТЬБА ФИГАРО,ТРИ ДЕВУШКИ

Description: МАРК ЗАХАРОВ: МИСТИФИКАЦИЯ,ВА-БАНК,БЕЗУМНЫЙ ДЕНЬ,ИЛИ ЖЕНИТЬБА ФИГАРО,ТРИ ДЕВУШКИ В ГОЛУБОМ Лучшие спектакли театра Ленком DVD NTSC Region: ALLDVD release: 2008Play time: 112+97+140+135 minSound format(s): Dolby Digital 2.0Language(s): RussianSubtitles: No SubtitlesFormat: 4:3Genre(s): Theater Режиссер: Марк ЗахаровВ ролях: Виктор Раков, Александр Збруев, Инна Чурикова, Татьяна Пельтцер, Татьяна Кравченко, Дмитрий Певцов, Александра Захарова, Сергей Чонишвили "Мистификация" пьеса Нины Садур "Брат Чичиков" по мотивам поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые души" Постановка Марка ЗахароваСценография Олега Шейнциса Среди деятелей культуры сегодня, пожалуй, трудно найти фигуру более удачно вписавшуюся в социально-политический контекст эпохи нежели главный режиссер "Ленкома" Марк Анатольевич Захаров. Вполне успешно совмещая творческую жизнь с деятельностью публициста и политика, он приучил московскую публику воспринимать его спектакли как явления не только культурной, но и социально-общественной жизни. Анализируя его постановки, театральная критика привычно рассуждает о политических аналогиях и приближенности к злободневным вопросам современности любого интерпретируемого Захаровым материала.Не стала исключением и "Мистификация". В весьма вольной переработке "Мертвых душ" Гоголя, сочиненной Ниной Садур и воплощенной на сцене Марком Захаровым узрели горестные размышления над судьбой России, над ее свихнувшимся настоящим и непонятным будущим. А в образе Чичикова - предтечу современных дельцов, загребающих "бешенные деньги" в острый для страны период всеобщего обвала.Автору сих строк трагически не повезло - философские глубины спектакля для него не открылись. В "Мистификации" он увидел лишь мистификацию - великолепную шутку, тотальный розыгрыш, призванный ввести в заблуждение театральную Москву.На наш взгляд "Мистификация" - это вдохновенная ода, сочиненная во славу постановочной части, грандиозный гимн машинерии театра. Содержание пьесы Нины Садур, равно как и игра актеров - не суть важного. Все внимание приковывают совершаемые с периодичностью раз в десять минут перестановки декораций. Под ритмичные звуки ударных деловито выходят люди в рабочих комбинезонах и не обращая внимания на царящую вокруг суету, спокойно и слаженно делают свое дело - монтируют сцену для следующего эпизода. Актеры с помощью забавных ужимок, ловких кульбитов и оголенных форм пытаются привлечь к себе внимание зрителей. Тщетно... Сцена отдана на откуп пролетариату и декорациям. Ибо художник - второй заглавный герой ленкомовской "Мистификации".Спектакль построен как развернутая цитата из предыдущих работ Олега Шейнциса. Так, например, увидев наклонный пандус и фрагмент корабля, искушенный зритель без труда припомнит "Юнону и Авось". Гондола, сидя в которой Чичиков бойко разглагольствует по-итальянски, вызовет в памяти качели из пролога "Женитьбы Фигаро". А женская фигура с ребенком на руках, освещаемая пламенем свечей - "Поминальную молитву". Желающих продолжить список приглашаем присоединиться.Ну и напоследок небольшой совет. Не воспринимайте происходящее на сцене серьезно. Помните, что согласно толковому словарю Владимира Даля мистификация есть "шуточный обман или содержание человека в забавной и длительной ошибке".В мистификации принимают участие: Дмитрий Певцов, Татьяна Кравченко, Виктор Раков, Сергей Чонишвили и прочие артисты, разной степени заслуженности.Ва-БанкВ прошлый раз господин Захаров обращался к Островскому на рубеже 80-90-х годов, тогда в "Ленкоме" появился "Мудрец". Вся сцена театра тогда была завешана роскошными огромными люстрами, переливающиеся огни которых сводили с ума Глумова. По Марку Захарову, то было время первого искушения роскошью и богатством. А теперь наступило время искушения скоростью, всеобщего нетерпения и цейтнота.Художник Олег Шейнцис воспроизвел на сцене московскую уличную пробку. Но из девятнадцатого века. Вновь отданная Островскому сцена уставлена роскошными, огромными каретами, отливающими черным лаком, а сводить с ума на этот раз должны, видимо, их колеса с тонкими красными спицами. Кареты намертво стоят в несколько рядов и никуда не едут, однако движения в спектакле хоть отбавляй. Много судорожной, лихорадочной беготни, прыжков из одной кареты в другую, протискиваний между стенками, выскакиваний и высовываний из дверей. Только и успеваешь фиксировать перемены ситуаций, ловить на лету словечки и фразы Островского, кое-где переписанного и дописанного господином Захаровым. Вся эта суета, разумеется, идет не от неясности замысла, а как раз наоборот. Она неслучайна, продуманна и расчетливо поставлена: законы качественного театрального зрелища в "Ленкоме" давно выведены с математической точностью, и я не помню случая, чтобы театр грешил против собственной, годами проверенной науки. Никакой патриархальной благости, клубящейся в обыденном сознании вокруг даже самых острых пьес Островского, в спектакле нет и в помине. Ва-банк смело идут прохиндеи, оборотистые жулики и просто криминальные личности. Кредитор Салай Салтаныч, которого играет Сергей Чонишвили, превращен в главаря шайки, его повсюду сопровождает четверка кавказцев с кинжалами, и шутки с ними плохи. Злющая, бессовестная сваха Глафира Фирсовна, колоритно сыгранная Анной Якуниной, от них недалеко ушла – разве что ходит без оружия. Герои подкарауливают друг друга, берут на понт и на испуг. У Островского пружиной событий все-таки служит любовь. В спектакле "Ва-банк" действием управляют какие-то иные механизмы. Юлия Тугина в исполнении Александры Захаровой на роль сильного характера не годится. Эта героиня может только притворяться – то красавицей, то продажной женщиной, то жертвой. И ее лирическая сцена с Дульчиным, под музыку, на крыше кареты, разыграна в духе сериальных мелодрам – той дешевой сладости, которая достается обывателю в смутные времена горьких, жестких и несентиментальных погонь за миллионами.Вадим Дульчин Дмитрия Певцова – пустой человек, как и говорит о нем Салай Салтаныч. Впрочем, пустота его отмечена в спектакле приметами легкого мистицизма. Вообще мужчины Юлии Павловны явно не лишены некоторого демонизма. Дульчин входит в спектакль из зазеркалья, а богатый купец Флор Федулыч вертикально выезжает из преисподней. Александр Збруев не дает своему герою ни повышенного голоса, ни открытого нерва, ни хозяйской хамовитости. Все как-то бочком, со вздохом, но и с неприятным прищуром. Единственный, кто никуда не бежит. А живет прямо в одной из карет. А в финале, когда в эту же прилепившуюся в углу сцены карету победитель уводит молодую жену,– так и хочется сказать, что утаскивает он женщину в преисподнюю. Так что знаменитый поцелуй Юлии Павловны, данный Флору Федулычу в благодарность за деньги, превращается в "Ленкоме" едва ли не в сделку с дьяволом, в свидетельство продажи души. Только успевает счастливая женщина поцеловать старика, как раздается гром, одна из карет, в которую с посуровевшим, нездешним выражением лица садится благодетель, вдруг трогается с места, катится, врезается в зеркало, слышен звон, сцену заволакивает едким густым дымом, а сверху ползет тяжелая черная стена, обозначая конец первого действия.Когда все бегут, нечисть сама лезет отовсюду. Вот Флор Федулыч решил выписать для Юлии саму Аделину Патти – в пьесе лишь упоминается, что знаменитая певица на гастроли не приедет. А в спектакле Марка Захарова из кареты вылезает страшноватый мужик в парике и женском платье и поет что-то сомнительное. Предусмотрены для зрителей "Ва-банка" и другие забавности. Вроде глубоко беременной горничной, которая еле-еле удерживает в руках собственный живот, но при этом пищит, что "мужчины к нам не ходят". Есть и еще любопытные детали в спектакле, которые следовало бы описать. Но некогда. Безумный день, или женитьба Фигаро Фейерверк” – слово, пожалуй, самое подходящее для ленкомовского “Фигаро” и в прямом, и в переносном смысле. Он начинается грандиозным взрывом и заканчивается пушечным залпом. Он рассыпается искрами бенгальских огней, блестками золотой мишуры, жаркими огоньками карнавальных факелов. Придумкам, приманкам, трюкам, изобретениям – несть числа. Захаров на них неистощим”По форме спектакль напоминает ранний французский водевиль, где текст -- всего лишь сюжетная подводка к музыкальным номерам, а музыка представлена в так называемом "подборе" (сборная "солянка" из произведений разных композиторов). По стилю -- это варьете, для адекватного восприятия которого, пожалуй, не хватало столиков в зрительном зале. Главное в спектакле не текст (часть текста произносится по-французски, и это воспринимается естественно -- никому до смысла дела нет), а вокальные, танцевальные, эстрадные и цирковые номера. Актерская игра выразилась в умении смешно интонировать известные оперные арии и ритмично двигаться. Роль Фигаро играет Дмитрий Певцов. Видимо, даже не пытаясь вступить в некий эстетический диалог с Андреем Мироновым, Певцов не озадачивается проблемой работы с текстом. Особенно это заметно в знаменитом монологе из второго акта, который в новом спектакле показался лишним. Роль графа исполнил Александр Лазарев-младший -- обаятельный и очень похожий на отца. Женские роли сыграли Наталия Щукина (Сюзанна) и Александра Захарова (графиня) -- обеим удалось реализовать в создаваемых ими образах свою актерскую индивидуальность, разумеется, в тех пределах, которые диктуются жанровыми особенностями варьете. Три девушки в голубом Людмила Петрушевская – это человек удивительной судьбы. Она вышла из самых нищих, тяжело живущих слоев нашей жизни. Она может быть очень простой во взаимоотношениях, откровенной и честной. Она может быть ироничной. Может быть злой. Она непредсказуемая. Если бы мне сказали нарисовать портрет Петрушевской, я бы не смог. Мы с ней как-то очень долго спорили, нужна ли смертная казнь или не нужна. Я был тогда дураком и считал, что нужна. Мы с ней тогда чуть не поссорились. Она считала, что смертная казнь должна быть заменена пожизненным заключением. Она была права. Это была ее первая пьеса – «Три девушки в голубом» – название, к которому я не сразу привык, а потом очень полюбил. В этой пьесе была сосредоточена ее остроумная, с очень своеобразным юмором и магнитофонным слухом манера. Она слышала, как говорят люди, и рассказала, как живут люди. Как для ребенка мать-одиночка снимает комнату в Подмосковье на даче, и там встречается с номенклатурным начальником, который ей симпатизирует, как потом они сближаются, и как он все равно довольно своеобразно относится к тому, что она «заплывает на ведомственный пляж». Я очень люблю одну фразу у Гоголя. Когда Хлестаков, исчерпав все возможности в своем монологе, говорит: «Ну, что, брат Пушкин?» – должно бы последовать ослепительное вранье, но сил на ослепительное вранье у него уже нет, и поэтому он врет по-простому: «Да так как-то все, брат», – и обычно зрители на этой реплике не смеются, а для меня это юмор номер один. И у Петрушевской есть тоже очень схожие вещи по юмору. Когда этот номенклатурный любовник главной героини, которую играла Инна Чурикова, сидя с трубкой (а когда мужчина с трубкой – это о многом говорит, значит, в подсознании есть какие-то сложности), говорит: «Я люблю, когда дождь, находиться в помещении» – на нашем спектакле публика смеялась. И это был самый дорогой для меня смех в зале. У нас в спектакле очень хорошо играли все артисты, что редко бывает. Татьяна Ивановна Пельтцер играла старуху хозяйку дачи, и юмор в ее роли заключался в том, что она рассказывала очень много всего, а мы через секунду понимали, что эта информация нам совершенно не нужна, а она все продолжала и продолжала засорять нам мозг. В ее роли были перлы, которые мы запомнили на долгое время. Например, про свое дорогое пальто она говорила: «Я его не ношу, я его сберегаю до лучших времен». И в этих перлах было очень много грусти. Вот это «до лучших времен» долго жило в нашем театре, потому что спектакль встретил резкое, прямо-таки до агрессивности – неприятие цензуры. Я тогда сказал одну прозорливую фразу (что нечасто со мной случается). Я сказал: «Пройдет совсем немного времени, и этот текст вам покажется невинной акварелью – как нам теперь кажутся песни The Beatles ангельским пением». Так и с текстами Петрушевской получилось, хотя именно с ее произведениями вошел в театральный лексикон термин «чернушные пьесы». Но ее «чернушность» – это акварель. Это прекрасный, наивный, парадоксальный юмор, окрашенный грустью. Спектакль наш не выпускали четыре года. Четыре года он томился за кулисами «до лучших времен». И эти времена наступили, когда в главное управление культуры пришел Валерий Шадрин, известный теперь театральный деятель. Он тогда на свой страх и риск выпустил наш спектакль, который шел с громадным успехом. Артистов я просил найти абсолютную натуралистическую правду – как в раннем «Современнике». И они это сделали. Это был спектакль сплошных актерских удач. Я очень радуюсь, что «Три девушки в голубом» есть в моем послужном списке. Марк Захаров

Price: 4.24 USD

Location: Staten Island, New York

End Time: 2024-11-20T22:34:47.000Z

Shipping Cost: 4 USD